Рисунки Ольги Захаровой
Три пробки и час безвозвратно потерянного времени остались позади, а я пока только добрался до Садового кольца. На этот раз в соревновании, кто закипит раньше, первое место радиатор уступил мне. От частого контакта с клаксоном на большом пальце левой руки начала образовываться мозоль. Но больше всего меня раздражают закрытые в такую жару окна, хотя это единственный шанс не отравиться выхлопными газами. Прошу понять правильно, столь пространное вступление преследует своей единственной целью объяснить, почему на обычный телефонный звонок мой собеседник получил в одном коротком слове такой заряд эмоций:
— Да!
— Привет, это я.
Странно, но голос своего бывшего одноклассника Сергея Салаша, с которым никто из наших не виделся с момента окончания школы, я узнал сразу. Серега был слишком самолюбив и умен, чтобы его любили в классе. Еще в те незапамятные времена он увлекался компьютерами, по вечерам зависал в библиотеках и научных кружках, а после выпускного бала и вовсе пропал из поля зрения.
— Сегодня мой день рождения. Четвертый десяток размениваю. Будет весь класс, и даже кое-кто из известных людей пожалует. Так что приходи, жду. Начало в восемь. Будь здоров.
Коротко и ясно.
— Я тебя от души поздравляю, но сегодня никак не смогу. Я очень устал, а завтра рано вставать. Кроме того, ко мне приехала теща. Сам понимаешь, событие. И вообще, я в последнее время перестал ходить на дни рождения и прочие праздники, поскольку совершенно не переношу алкоголь и пьяные танцы. Передавай ребятам привет, может, как-нибудь увидимся. Пока.
Так или примерно так я выразил свое недоумение по поводу неожиданного приглашения, и короткие гудки внимательно меня выслушали. Ни в чем не повинная трубка, срикошетив, улетела под правое сиденье, чем усугубила гнусность ситуации. В такие минуты я разговариваю сам с собой, и иногда это помогает.
— Нет, ну хоть бы дождь пошел, что ли. Пробки эти поганые...
Крупная предгрозовая капля со звоном разбилась о лобовое стекло. Секунду назад абсолютно чистое небо разом задернулось темно-синей тучей. Словно испугавшись июльского ливня, впереди стоящие машины начали сворачивать куда только можно, и дорога вмиг опустела. Настроение мгновенно улучшилось, тем более что светофоры дали зеленую волну, предоставляя возможность наверстать потраченное время. Я прилично разогнался и еле успел затормозить перед табличкой “Объезд” почти у самого дома. Пришлось тащиться за три двора, но там меня ждал новый указатель. Проклиная строителей, разбомбивших дорогу в такой неудачный момент, я вышел из машины, хлопнув сгоряча дверью. Видимо, зря, потому что машина обиделась и заглохла. И пока я думал, как бы развернуться, включилась сигнализация и заблокировала дверные замки. Я пнул несколько раз колесо, хотел еще ударить по дверце, но передумал: не хватало только краску повредить. Дождь все усиливался. Оглянувшись по сторонам, я с удивлением понял, что стою у подъезда, в котором когда-то жил Салаш. Так что нет ничего необычного в том, что, обдумывая странности сегодняшнего вечера, я начал неторопливо подниматься по лестнице на четвертый этаж. Дверь открыл хозяин.
— Ну, вот и ты, наконец.
Сергей совершенно не изменился. Он был так же дико лохмат и нестрижен, с тем же сумасшедшим блеском в глазах, и на ногах у него переливались всеми цветами радуги невероятные шаровары. По моим представлениям, в таких должны щеголять не то турецкие султаны, не то запорожские казаки.
Он провел меня по темному коридору, и мы очутились в большой комнате, где толпилось много людей, знакомых и незнакомых, трезвых и не совсем. Мы протиснулись сквозь эту массу, словно иллюстрирующую броуновское движение, и подобрались к небольшому столику с напитками и закусками. Здесь, в углу, было чуть попросторнее.
— Держи, — он протянул мне объемистый бокал.
— Спасибо, я не пью за рулем.
— Да ладно, ты только попробуй.
Я попробовал, и дальнейших уговоров не понадобилось. Мы немного поболтали ни о чем, затем Серега куда-то отлучился, а я потихоньку начал напиваться, благо напиток позволял это делать с удовольствием. Когда он вернулся, я уже сидел в кресле и заметно повеселел, и даже танцующие пары не вызывали уже такого отвращения, как прежде. Он наклонился к моему уху и спросил:
— Скажи, кто из западных актрис тебе нравится?
— Из западных, пожалуй, Вупи Голдберг.
— Ну, ты даешь!
Сергей отошел, удивленно качая головой, словно конь, отгоняющий слепней. Тонкие шоколадные пальчики легли мне на плечо, и я услышал добрый, слегка хрипловатый голос:
— Ты меня спрашивал, darling?
Бокал больно ушиб ступню, но не разбился. Липкая жидкость стекла по носку на мохнатый ковер и тут же впиталась, как в рекламе подгузников. Я закашлялся. Удобно устроившись у меня на коленях, голливудская знаменитость участливо предложила:
— Давай, постучу по спине.
Я так резко вскочил, что миссис Голдберг плюхнулась на подмоченный ковер. Мне стало неловко, и я начал суетливо предлагать помочь подняться. Вупи шаловливо улыбнулась и вдруг дернула протянутую руку. Мы закувыркались по полу, словно два тюленя в брачный период. Пытаясь вырваться, я задел танцующую пару, и они разделили нашу компанию. В своих невероятных штанах подошел широко улыбающийся Сергей.
— Вижу, у вас все нормально.
Я с трудом высвободился и бешено зашептал ему на ухо:
— Ты неправильно меня понял. Она мне нравится как актриса.
— Чего орешь? Так бы сразу и сказал. Вупи, детка, ты не могла бы помыть посуду?
— О чем речь, милый, конечно.
Я испытал огромное облегчение, когда ее спина растворилась в потемках коридора. Оно, правда, сразу же испарилось, так как новая рука легла на еще не остывшее плечо. К счастью, это оказался Серега.
— Так кто из знаменитостей способен тебя соблазнить? Только не проси мужика, я этого не люблю.
Меня передернуло.
— Не знаю, как у тебя это получается, но думаю, лучше обойтись без интимных услуг. Здесь симпатичная выпивка, и ей-то я и хочу уделить самое пристальное внимание.
— Как знаешь.
Мне показалось, что Серега остался слегка разочарованным, но несколько стаканчиков быстро помогли об этом забыть. Стены сперва закачались, потом начали кружиться в ритме постепенно ускользающей от восприятия музыки. А затем картинка размазалась, все потеряло остатки смысла, и я провалился в сон .
Люблю утром проснуться в своей кровати, на чистой простыне, и чтобы никаких будильников. Терпеть не могу, когда трясут за плечо, да так, что отдается в каждой клеточке похмельного мозга, особенно если спина в неудобном чужом кресле дико затекла, а в воздухе стоит чарующий запах залитых водой окурков. В эти минуты любой самый милый человек вызывает отвращение. Что же говорить о малоприятном растрепанном Сергее Салаше с лицом злодея-интеллектуала, плохо сочетающимся с обвисшими шароварами, на которых еще не просохли следы вчерашней попойки. Я пару раз моргнул отяжелевшими веками, вспомнил о работе и поднялся с кресла.
— Что ж ты не разбудил? Меня теперь уволят!
— Ты ведь не просил. Да и черт с ней, с работой.
Я нервно рассмеялся.
— Да, с тобой не соскучишься. И что я, по-твоему, буду делать без работы?
— Мы с тобой будем править миром.
— Чудесно! По очереди или одновременно?
Он встрепенулся.
— Вот! Об этом я собирался сейчас с тобой поговорить. Думаю, надо попробовать все виды правления. Для начала, если хочешь, я отдам тебе обе Америки и Антарктиду, а себе возьму все остальное.
По-моему, он заболел. Я решил немного поиздеваться над его бреднями.
— Так не пойдет. А Австралия?
— Нет, Австралию я тебе не отдам. Ракеты оттуда слишком быстро долетят до Китая, где я собираюсь разместить основные силы. Но я буду поддаваться. Давай так: два года я не буду ловить твоих разведчиков, сквозь пальцы стану смотреть на утечку умов на Запад, позволю угнать секретный самолет. Кроме того, на всем протяжении холодной войны в Евразии будут свирепствовать неурожай и эпидемии, чтобы к началу боевых действий силы были равны.
Держась за спинку кресла, я поднялся на ноги.
— Ты куда?
— Где здесь телефон?
— Зачем тебе?
Огромный мыльный пузырь моего терпения лопнул.
— Позвонить моему министру здравоохранения, чтобы вылечил от похмелья, а заодно госпитализировал одного знакомого психа.
— Один знакомый псих — это я?
— Ну не я же!
Лицо его на мгновенье посуровело, но затем морщины разгладились, и появилась ехидная улыбка.
— Телефон на кухне.
Цепляясь за стены, я проволочил ноющее тело через бесконечный коридор, и передо мной открылась незаурядная картина: большая квадратная кухня, никаких приборов, ни даже плиты с раковиной, только застеленный белоснежной скатертью стол и телефонный аппарат на нем. Двадцатых годов выпуска, с ручкой, которую надо вращать, и барышней на другом конце провода, в чем я почти уже не сомневался.
— А другого нет? — крикнул я хрипло, как пролаял.
— По этому звони.
Я уже перестал удивляться. В памяти всплыла актриса из вчерашнего кошмара, и если бы мне и впрямь ответил министр здравоохранения, неотложную психиатрическую помощь я бы заказал нам обоим. Я имею в виду себя и Сергея.
— Алло, говорите.
Я растерялся. Голос девушки в трубке показался мне не лишенным приятности, но начисто вылетело из головы, о чем в таких ситуациях надо спрашивать.
— Вы не могли бы соединить с абонентом... — я назвал свой рабочий телефонный номер.
— Слово-то какое — абонент, — девушка почему-то хихикнула, — соединяю.
— Мухин слушает!
Я на секунду задумался, пытаясь сочинить вразумительное оправдание отсутствия на рабочем месте, а в трубке кто-то неизвестный голосом, очень похожим на мой собственный, хамовато произнес:
— Здорово, Мухин.
— Козлов, это ты?
— Сам ты Козлов. Петровский беспокоит.
— Кто-кто? Ты где шляешься? Я ведь тебя предупреждал...
— Пасть закрой. От жены звоню.
— От какой жены? Почему не на работе?
— От твоей, конечно. Она привет передает, спрашивает, что на ужин будешь.
Я попытался вмешаться, но связь оказалась односторонней, и меня не услышали. Зачесались кулаки, коридор сжался до двух прыжков.
— Ну, гад.
Все последние неприятности, включая вчерашние дорожные пробки, наглую барышню и перманентный экономический кризис в стране, сконцентрировались в один беспощадный хук справа. Будь у меня масса побольше, и полет получился бы поэффектнее, а так Салаш просто завалился куда-то вбок. Пару раз пнув мягкое тело, я успокоился и сел обратно в кресло. Как выяснилось, совершенно напрасно. Слегка оклемавшись, Сергей пополз к письменному столу и довольно быстро уткнулся лбом в металлическую ножку. Затем он подтянулся на руках, лег на стол всей грудью и грузно обрушился на кожаное сиденье. После этого пододвинул к себе и раскрыл ноутбук, на который я только теперь обратил внимание, и бодро забегал пальцами по клавиатуре. Я полюбопытствовал:
— Ты ничего не хочешь мне объяснить?
— Да, конечно, через минутку, ладно?
Не надо было давать эту минуту. Не успела она закончиться, а хакер-неудачник явно почувствовал себя лучше и даже расцвел помятым лицом.
— Теперь я готов разъяснить ситуацию. Не хочется отвлекаться на твои реплики, поэтому сиди, пожалуйста, молча и не шевелись.
Я еще не успел забыть о своей недавней победе и решил нарушить сразу оба предложенных правила. Но Салаш нажал невидимую с такого расстояния кнопку, и ноги подломились, а язык примерз к небу. Я ощутил себя совершенно беспомощным, из всех органов работали только уши.
— Не представляю себе, что от детства могут остаться приятные воспоминания. Вечно пьяные родители, издевательства в школе, постоянные побои и унижения, тупые учителя и еще более тупые одноклассники. Знаешь, я всегда любил сказки. Так вот, единственным светлым пятном в памяти сохранились именно сказки, которые шептала мне перед сном мать. Но ей это слишком быстро надоело, ведь собственная жизнь проходила, и не стоило тратить время на сопливого малыша, даже если он ее плоть и кровь. Слыша из своей комнатки пьяные крики, я, как молитву, повторял впитавшиеся с материнским молоком истории, заглушая ими страх перед ощущением одиночества и полной ненужности в этом безжалостном мире. Знаешь, больше всего мне нравились волшебники с этими их “снип, снап, снурре” и прочими фокусами. Я безоговорочно поверил в магические слова и часто вслух произносил вычитанные в книгах заклинания, вызывая ехидный смех окружающих. Смейтесь, смейтесь. А потом появились компьютеры. Улавливаешь связь? Она проста, как три копейки. Ты тоже читал сказки, но не веришь в них. Поэтому если тебе поставить вопрос, как могут слова, звуки, телодвижения влиять на окружающее пространство, ты упрешься в тупик, ведь этому противоречат все законы вашей науки. А для меня никаких противоречий нет. Так вот, слова действительно могут воздействовать на действительность, если она существует в информационном пространстве, а слова эти являются кодами, командами, паролями — называй как хочешь. Десять лет я искал, и нашел. Пробовал различные способы произношения, разработал голосовую программу, которая проверила триллионы комбинаций и отобрала из них несколько сот действенных. Затем я поставил задачу еще шире. Я решил войти со своим компьютером в их систему управления. Месяц назад мне это удалось. Ты не представляешь, насколько здесь просто. Теперь я могу все. Могу сделать мир счастливым, навсегда избавив его от войн и болезней. Могу решить все экономические и политические проблемы. Но это мне уже неинтересно. Когда-то я пытался найти контакт с учеными, но они высмеяли меня. Сегодня смеюсь я. Ты был моей последней попыткой равного общения с людьми. Ты единственный из одноклассников не издевался надо мной, и я хотел отблагодарить за доброе отношение, но увы... Придется скучать на Олимпе в одиночестве. А вам за это я устрою настоящий ад. Я тут такого напридумывал. Теперь ты можешь говорить. У нас еще есть минут десять. Можешь поуговаривать, хотя это вряд ли поможет.
Я поверил. Мне помогли в этом вчерашний день рождения, утренние события и отмороженный язык.
— Слушай, но если это информационное поле, то кто-то должен был его создать. Не боишься, что тебе дадут по рукам?
— Я думал над этим. Первые команды запускал с большой осторожностью. А потом решил, что про нас, видимо, забыли. Для успокоения я даже придумал картинку: включен компьютер, идет бесконечная саморегулирующаяся программа, а рядом свесил голову давно померший старик, до которого никому нет дела. Пока есть ток, программа работает.
На всем протяжении рассказа он бегал пальцами по клавишам, и вдруг остановился и начал щелкать костяшками, разминая уставшие руки.
— Вот и все. Сейчас я нажму клавишу, и тебе станет очень страшно. Начиная с этого дня люди всегда будут бояться тем страхом, от которого ни избавиться, ни спрятаться. Мне будет приятно наблюдать за тобой.
Он нажал. Из глубины сознания, подобно пузырькам воздуха в закипающей воде, начали подниматься ужасы, начиная с детских страхов темной комнаты и заканчивая глупой боязнью оказаться без работы. Вместе они смешались в жуткий коктейль, который начисто лишил меня разума и вернул в первобытное состояние. Я больше ничего не видел и не слышал, хотелось только завернуться во что-нибудь теплое и спрятаться глубоко-глубоко, где никто не найдет, под землей.
Возвращение из мрака было медленным и невероятно приятным. Страхи куда-то отступили. Я вновь увидел прежнюю комнату, беспорядок даже доставил визуальное удовольствие. Еще большее наслаждение я получил, заметив, что у Салаша проблемы. Высокий мужчина в черном костюме захлопнул ноутбук, прищемив Сергею пальцы. Салаш орал от боли, но все равно пытался что-то там нажать, надеясь, вероятно, избавиться от мужика.
— Обнаружены функциональные нарушения. Выявлен источник. Устраняю последствия.
Мужик провел в воздухе рукой, и Салаш начал таять, теряя в габаритах. Уменьшившись до размера мыши, он спрыгнул со стула и хотел сбежать, но господин в черном ловко сцапал его и положил в небольшую коробочку, которую в свою очередь сунул в карман.
— Вирус локализован, подлежит идентификации и изучению.
Антивирус повернулся и посмотрел на меня.
— Обнаружен измененный файл. Восстанавливаю первоначальную структуру.
Он опять приготовился делать таинственные пассы, а я, вновь обретя контроль над телом, закрыл лицо рукой, словно это могло защитить.
Когда я опустил руку, она легла точно на руль. Впереди горит зеленый свет, сзади сигналят машины, а я стою и пытаюсь что-то вспомнить. Но что?